Неточные совпадения
Зло порождает зло; первое
страдание дает понятие о удовольствии мучить другого; идея зла не может войти
в голову человека без того, чтоб он не захотел приложить ее к действительности: идеи — создания органические, сказал кто-то: их рождение дает уже им форму, и эта форма есть действие; тот,
в чьей голове родилось больше идей, тот больше других действует; от этого гений, прикованный к чиновническому столу, должен
умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим телосложением, при сидячей жизни и скромном поведении,
умирает от апоплексического удара.
Я готов помочь вам
умереть, если нельзя помочь ни
в чем другом, — я говорю, что готов дать вам яд — прекрасный, убивающий быстро, без всяких
страданий.
И заметьте, что это отрешение от мира сего вовсе не ограничивалось университетским курсом и двумя-тремя годами юности. Лучшие люди круга Станкевича
умерли; другие остались, какими были, до нынешнего дня. Бойцом и нищим пал, изнуренный трудом и
страданиями, Белинский. Проповедуя науку и гуманность,
умер, идучи на свою кафедру, Грановский. Боткин не сделался
в самом деле купцом… Никто из них не отличился по службе.
Умрете, но ваших
страданий рассказ
Поймется живыми сердцами,
И заполночь правнуки ваши о вас
Беседы не кончат с друзьями.
Они им покажут, вздохнув от души,
Черты незабвенные ваши,
И
в память прабабки, погибшей
в глуши,
Осушатся полные чаши!..
Пускай долговечнее мрамор могил,
Чем крест деревянный
в пустыне,
Но мир Долгорукой еще не забыл,
А Бирона нет и
в помине.
И не
умирает в них никогда эта бессильная жалость, это бесполезное сочувствие к человеческому
страданию…
Прошло десять лет терзаний двух влюбленных людей.
Умер отец, и зимовник перешел к дочери. Только тогда, перестрадав десять лет, молодые поженились, и
в память пережитых
страданий Иван Николаевич Подкопаев, ставший владельцем зимовника, переменил прежнее тавро.
Старший сын, Жозя, был с детства ненормальный и доставлял много
страданий Анне Алексеевне. Ненормальность перешла
в буйное помешательство, и он
умер во время одного припадка на руках матери.
Быть избранником, служить вечной правде, стоять
в ряду тех, которые на несколько тысяч лет раньше сделают человечество достойным царствия божия, то есть избавят людей от нескольких лишних тысяч лет борьбы, греха и
страданий, отдать идее все — молодость, силы, здоровье, быть готовым
умереть для общего блага, — какой высокий, какой счастливый удел!
Главное
страдание его состояло
в том, что Лиза не успела узнать его и
умерла, не зная, как он мучительно любил ее!
— Ничего не давая, как много взяли вы у жизни! На это вы возражаете презрением… А
в нём звучит — что? Ваше неумение жалеть людей. Ведь у вас хлеба духовного просят, а вы камень отрицания предлагаете! Ограбили вы душу жизни, и, если нет
в ней великих подвигов любви и
страдания —
в этом вы виноваты, ибо, рабы разума, вы отдали душу во власть его, и вот охладела она и
умирает, больная и нищая! А жизнь всё так же мрачна, и её муки, её горе требуют героев… Где они?
Проваливается от землетрясения именно то место, на котором стоит Лиссабон или Верный, и зарываются живыми
в землю и
умирают в страшных
страданиях ничем не виноватые люди.
Умирает Николай Левин. Он страстно и жадно цепляется за уходящую жизнь,
в безмерном ужасе косится на надвигающуюся смерть. Дикими, испуганными глазами смотрит на брата: «Ох, не люблю я тот свет! Не люблю». На лице его — «строгое, укоризненное выражение зависти умирающего к живому».
Умирать с таким чувством — ужаснее всяких
страданий. И благая природа приходит на помощь.
Как пример этого, я расскажу вам историю великого разбойника Кандаты, который
умер нераскаянным и вновь родился дьяволом
в аду, где он мучился за свои дурные дела самыми ужасными
страданиями.
Проваливается от землетрясения именно то место, на котором стоит Лиссабон или Верный, и зарываются живыми
в землю и
умирают в страшных
страданиях — ничем невиноватые люди.
— Господи, господи, зачем столько
страданий дано человеку? Пускай бы
умереть, — я всегда говорю: что
в смерти страшного? Но только бы без
страданий.
— Она
умерла без особых
страданий, — тихо продолжает сестра, — и до последней минуты вспоминала вас… Уже едва дыша, она заботилась о вас и о вашем ребенке. Просила выбрать ему няню получше… Просила не выпускать гулять
в легкой шинельке. Говорила, что забыла починить ему старые чулочки. Ах, какая это нежная, полная самоотречения привязанность к вам!..
— Вот тебе свидетель Бог! — указала она рукой на образ. — Пусть я
умру на этом месте
в мучительных
страданиях, если это неправда! — с отчаянием
в голосе произнесла она.
Ведь вы по приметам узнаете вперед погоду, как же вы не видите, что с вами быть должно? Убегай от опасности, оберегай свою жизнь, сколько хочешь, и все-таки не Пилат убьет, так башня задавит, а не Пилат и не башня, то
умрешь в постели
в страданиях еще злейших.
Дрянные актеры, даже не умеющие сделать порядочного грима, они с утра до ночи кривляются на каких-то подмостках и,
умирая самой настоящей смертью, страдая самым настоящим
страданием,
в свои предсмертные судороги вносят грошовое искусство арлекина.
Апрель Иваныч отвечал жене «будто как из-под неволи» и вдруг забредил о какой-то огромной артельной растрате, которую будто он сделал не по своей воле. Но никакой артельной растраты не было, а Апреля Иваныча пришлось отвезти
в сумасшедший дом. Пасынок о нем страшно скорбел, и скорбь его перешла
в страдание, когда его превосходный вотчим вскоре же
умер, истерзанный мучительною тревогой.
Ясный умом и слегка насмешливый, сильный, как лесной зверь, выносливый настолько, как будто
в груди его билось целых три сердца, и когда
умирало одно от невыносимых
страданий, другие два давали жизнь новому — он мог, казалось, перевернуть самую землю, на которой неуклюже, но крепко стояли его ноги.
«Могло или не могло это быть?» думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. «Неужели только за тем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне
умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтоб я жил во лжи? Я люблю ее больше всего
в мире. Но чтó же делать мне, ежели я люблю ее?» сказал он, и он вдруг невольно застонал по привычке, которую он приобрел во время своих
страданий.
Он искал правды когда-то, и теперь он захлебывался ею, этою беспощадною правдою
страдания, и
в мучительном сознании бессилия ему хотелось бежать на край света,
умереть, чтобы не видеть, не слышать, не знать.